рявкаю я. – Заткнись, заткнись, заткнись…
Вскидываю голову и вижу, как из окна машины Портрета появляется рука. Она машет мне на прощание. От негодования я всхлипываю и бью по педали. Машина снова орет, пронзительно и возмущенно.
– Пошла ты, – говорю я, и моя рука сжимается в кулак. Словно со стороны я вижу, как он с силой опускается на экран. Удар не наносит никакого вреда, а вот мою руку пронзает боль. Я игнорирую ее и ударяю еще раз. И еще. На третий раз экран ломается, как и какая-то маленькая косточка в одной из моих фаланг.
На экране появляется паутина трещин. На мгновение яркое изображение распадается на куски, а потом, с тихим хлопком, экран чернеет. Я убираю руку от экрана и ногой, словно в противовес руке, давлю на педаль газа. Машина резко дергается вперед. Руль со щелчком встает на свое место, и когда я кручу его, колеса буксуют.
Сигнал тревоги продолжает звучать откуда-то, и я смеюсь с ним в унисон, бросая машину вперед. С легкостью обгоняю машину впереди и, ухмыляясь, гляжу на нее в зеркало заднего вида. В моей руке пульсирует боль, но радость затмевает ее.
Всего мгновение назад у Портрета было преимущество передо мной, но сейчас мы на равных. Сейчас я тоже могу ездить быстро. Я то и дело перестраиваюсь, набирая скорость. Помню, как волосы Лалабелль развевались на ветру, когда она ехала вдоль золотистого побережья. Неужели она чувствовала то же самое? Эту дикую радость, нечто, от чего распирает грудь? Дорога передо мной оживает; она вся состоит из препятствий, «окошек» в потоке, потенциальных направлений. Я проскакиваю на красный свет – их правила больше не властны надо мной.
Я «играю в шашки», обгоняю, сажусь на хвост. На одном перекрестке подрезаю грузовичок доставки без водителя и с восторгом слышу рев автоматического гудка мне вслед.
Когда наконец догоняю Портрет, я поддаюсь безумному порыву и обгоняю ее. В зеркало заднего вида вижу, как она начинает преследовать меня. Строгое соблюдение правил куда-то делось, как будто я дала ей разрешение забыть о них. Мы лихо входим в повороты, танцуем вокруг друг друга и постоянно увеличиваем и увеличиваем скорость. У меня затекла рука, и когда я давлю ею на кнопку опускания стекла, чувствую в ней странное покалывание. Врывающийся ветер треплет мне волосы и бросает их мне в лицо, закрывая обзор.
Небо розово-оранжевое, мы с Портретом несемся вперед, и наши тени участвуют в той же гонке.
В погруженном в сумрак ущелье между двумя небоскребами мы идем бок о бок. Я смотрю на нее, и она улыбается мне. И я улыбаюсь в ответ. Моего гнева как не бывало. Из всех нас только она во всем разобралась. Зачем связывать себя экзистенциальными узами или устраивать мелкие и бесполезные бунты? К черту шарф в горошек, и горчицу, и старые имена? Все это время я должна была делать то, что естественно. Просто делать то, что кажется мне правильным. Просто ехать чуть быстрее.
– Спасибо! – кричу я.
– Что? – кричит она в ответ; во всяком случае, мне кажется, что она говорит именно это. Ее рот открыт, но голос теряется в вое ветра.
– Спасибо! – снова кричу я. Ее лицо искажается, а машина виляет и оказывается в опасной близости от моей.
Ее рот опять открывается. Она мне что-то говорит. Что-то важное. Я внимательно смотрю на нее и замечаю тот самый момент, когда машина выходит у нее из-под контроля.
То, что происходит дальше, я скорее слышу, чем чувствую.
Звук жуткий, как будто гигантские стальные ногти скребут по школьной доске. Наши машины прекращают заигрывать друг с другом и сталкиваются в страстном порыве. Я вижу, как мой шок отражается на ее лице, потом она резко крутит головой. Мир переворачивается, как оладья на сковородке. Один раз, второй, третий. На первом перевороте я сильно ударяюсь головой о руль, а после этого от худшего меня защищает плотное серое облако. Я наблюдаю, как на меня с хрустом наваливается крыша, но мой взгляд скользит в сторону.
Меня ударяет черная волна, и прежде чем успеваю вдохнуть, я погружаюсь.
В темноту.
На слишком короткое мгновение меня окутывает натуральный мех. От норковой шубки, от шубы из соболя, от накидки из рыси. Дверь гардеробной распахивается, и на меня падает серебристый свет. «Уходи, – говорю я тени в дверном проеме. – Я хочу спать, пусть вечеринка идет без меня». Но они лишь молча смотрят на меня, и смотрят, и смотрят…
Когда прихожу в себя, я чувствую, как теплая струйка вытекает из уголка рта, обтекает нос и заползает в уголок глаза. Я моргаю и вижу, как капли падают на смятую крышу машины. Прозрачные и бесцветные. Я снова моргаю и понимаю, что вишу вверх ногами. Мне кажется, что мы остановились, но тело говорит мне, что движение продолжается. Моя распухшая рука слепо нащупывает ремень безопасности.
К тому моменту, когда я выбираюсь из машины, вокруг уже толпа.
Двигаться мне тяжело, так как я крепко прижимаю к себе серую папку. Меня обхватывают чьи-то руки, но я отталкиваю их. Смотрю вверх. Вокруг меня лица; рты движутся, но я ничего не слышу. Они подхватывают меня, и на этот раз оттолкнуть их не удается. Они ставят меня на ноги, и я уже не чувствую боль от битого стекла и щебенки. Оглядываюсь и вижу, что наши машины слились в смертельном объятии. Трудно определить, где моя, а где ее. В канаве, у моих ног, лежит на удивление целое боковое зеркало.
Внезапное окончание нашего путешествия оставило нас на одной из невидимых границ Баббл-сити. Мы достигли конца района с модными кварталами и маленькими бутиками. Если б мы проехали чуть дальше, то оказались бы под переплетением скоростных эстакад с расписанными граффити бетонными опорами. Я гадаю, не наткнулись ли мы на какое-то силовое поле, на невидимую стену. Но нет. Все это просто результат безрассудства. Просто еще одна автомобильная авария. Пусть это она стала причиной ДТП, однако ее смерть стала неизбежной в тот момент, когда она увидела меня.
Я на самом деле разделываюсь с ними одной за другой. Но в этот раз я не хотела, чтобы